Красная розочка. Рассказы и повести - Алексей Сухих

Той весной я пережил три ужасных дня. До сих пор я не знаю с чем их сравнить. Но что-то похожее испытал, когда потерял любимого человека. А тогда я не знал, что может быть хуже случившегося. Джульба пропала.

Я метался по переулкам, заглядывал в каждый двор, кричал, плакал и уже не помню, как успокаивали меня родители. Джульбы не было. Я заболел. Меня трясла какая-то лихорадка, и в бреду я звал Джульбу. На четвёртый день Джульба примчалась с обрывком верёвки на шее, кинулась ко мне и что-то скулила, скулила, видимо передавая мне свою тоску. Я целовал её в горячую морду, обнимал и успокоенно уснул вместе с ней. Никто дома не сказал мне ни слова за то, что я сплю с собакой. К утру болезнь моя пошла на убыль. Джульба успокоилась и прыгала на всех домашних, радуясь и ласкаясь.

Обучать собаку разным хитрым командам я не умел. А кроме меня ей никто не занимался. И всё же очень быстро Джульба научилась здороваться правой лапой, сидеть, вставать, бежать по команде. Как она научилась понимать меня, мне и сейчас неясно. Я только помню взгляд её умных глаз, когда она смотрела на меня и, казалось, говорила: «Ну, скажи, что тебе хочется, а я уж постараюсь». Так мы с ней и жили, почти не расставаясь. Что она делала, пока я ходил в школу – не знаю. Но после школы Джульба не отходила от меня. Если я был занят, она грустила, но молчала. Но стоило мне подмигнуть, как она вскакивала, тихо повизгивала, бежала к дверям, обратно, хваталась зубами за мою одежду и тащила на улицу гулять.

Когда ей было около года, мой брат взял на охоту нас обоих. С Джульбой творилось что-то невероятное. Новый мир открылся перед ней, и она носилась по кустам и болотам, спугивая уток, и прочую болотную живность; где-то нашла зайца и гонялась за ним по всему урочищу. Выскакивала на минуту к нам, улыбалась белозубым ртом, визжала и, просительно взглянув, снова скрывалась. Бедная Джульба. Она не понимала, что в дальних походах надо беречь силы. К вечеру она настолько убегалась, что не могла идти. Уже не отходя от нас ни на шаг, она плелась, спотыкаясь всеми четырьмя лапами и ложилась, как только такая возможность появлялась. И когда на исходе из леса неожиданно прямо перед нами даже не выскочил, а вышел заяц и неторопливо поковылял через полянку, Джульба тоскливо повела мордой в его сторону и отвернулась. Ей было ни до чего.

С этого дня Джульба стала охотницей. Она не была такой быстрой, чтобы догнать зайца, но ей очень нравилось погонять его. Она не умела делать «стойку» на птицу, но радостно тявкала, когда чувствовала её. Ничто не стоило ей сплавать за подбитой уткой или облаять бурундука. Она вся расцветала, очутившись в лесу и, окрепнув, стала неутомимой.

Я подрос и тоже стал охотником. Вместе с Джульбой я скитался по лесу зимой и летом, весной и осенью. Непогода нас не пугала. Лесные тропинки в округе стали знакомы, как родная улица. Проходя по лесу, везде встречал я что-нибудь знакомое, памятное. Джульба тоже прекрасно ориентировалась и, бывало, мы часами не видели друг друга в лесу и неожиданно встречались на какой-то полянке к великому удовольствию обоих. Обычно она выскакивала на меня с лёгким рычанием, как бы сердясь за то, что я её не зову и не подаю голос. А я её обзывал проказницей и вертопрахом, который забыл о друге ради своих удовольствий. Она обижалась и начинала лаять. Я вынимал кусочек сахара. Лай прекращался. Мгновенно Джульба вставала передними лапами мне на грудь, заглядывала в глаза. Сахар она любила больше, чем колбасу.

Только один раз мы потерялись. Был хмурый осенний день. С перерывами моросил дождь. Мы потерялись в мелком березняке, и Джульбу проглотило мокрое безмолвие. Время перешло пору привала и обеда. А в обед мы встречались обязательно. Не успевал я присесть на удобное место и раскрыть сумку, как рядом трещали кусты. Это мой зверёныш напропалую ломился ко мне. А в этот раз Джульбы не было. Я свистел, кричал: нет! Было немного грустно. Живность вся попряталась, мокрые опавшие листья тихо проминались под ногами, с капюшона скатывалась редкими крупными каплями вода. День начинал клониться к вечеру, когда я вышел на широкую прямую просеку. Вдали на просеке по направлению к дому мелькало тёмное пятно. Кричать было бесполезно. Я выстрелил в воздух. Пятно остановилось и затем с невероятной быстротой полетело ко мне. Отчаявшаяся найти хозяина, собака с разбега прыгнула на меня, и мне пришлось поймать её на руки и мы повалились на землю. Сердечко её колотилось так сильно, что я боялся, как бы оно не выскочило из груди и мне пришлось несколько минут нашёптывать ей всякие ласковые слова, пока бедное животное не успокоилось. Собака так радовалась, так ласкалась, с такой любовью смотрела на меня, что мне и сейчас кажется, что более верного друга у меня не было из всего живущего на земле. Я тогда был студентом, уже был взрослым и в рюкзаке носил четвертинку на всякий случай. Успокоив Джульбу, я накормил её и отдал весь запас сахара, а сам выпил с ней на брудершафт, поцеловав в мокрую морду.

О! Она всё понимала.

Джульба прожила у нас десять лет. Когда я стал студентом, и надолго уезжал, она в день отъезда ходила грустная или сидела и смотрела молча, как я собираюсь. Я, прощаясь, тряс её добрые лапы, а она моргала и молчала. Но сколько радости было в её уже глуховатом лае, когда она встречала меня у калитки при возвращении на каникулы…

В один из моих приездов Джульба меня не встретила. Она была очень доверчива к людям. И когда она одна ходила гулять в лес, на опушке так любимого ею леса, Джульбу застрелил пьяный ухарь, хваставшийся перед такими же друзьями новым ружьём.

Бельская

I

По православной земле России шагали святки. По ночам в поднебесье и по земле шастали бесы и смущали добрых людей. Ангелы как могли, защищали праведников. Но православные обоего пола пили вино, вкусно закусывали и веселились. Студент третьего курса Леонид Сугробин в читалке тяжело захлопнул книгу по гидравлике и посмотрел на часы. Восемь. По его графику учебники закрывались. Можно было переходить к беллетристике. Полгода назад Леонид круто развернул своё будущее, покинув после окончания второго курса морское училище в Ленинграде и поступил во вновь открывшийся институт в Перми. В Пермь его уговорил поехать корешок-курсант из этого города, также разочаровавшийся в выбранной профессии. В институт их приняли, но несколько предметов надо было в течении года до сдать. И потому время у студента Сугробина было спрессовано по минутам. И ещё он не прекращал начатую в училище программу самообразования. Но сегодня внутренний голос отнекивался от навязываемой программы самообучения. «Ладно!» – сказал уже сам себе Сугробин, – поленимся сегодня. Видел объявление, что в актовом зале какой-то концерт. Туда и заглянем». Он защёлкнул крышку балетки и пошёл туда, где развлекают.

В актовом зале действительно был концерт самодеятельности. Людей, в основном студентов выступавшего факультета, было ползала. И всё шло достаточно заурядно, пока ведущий не объявил, что выступает Ольга Бельская. Раздались аплодисменты. На сцену вышла тёмноволосая девушка и запела известную арию из известной оперы.

«Ох, истомилась, устала я. Ночью и днем, только о нём…». Пела девушка хорошо, чувствовалась школа. Бурные аплодисменты были ей наградой.

Прослушав ещё несколько номеров, Леонид покинул зал, и шел по коридору, размышляя о том, куда ему податься, пока время ещё детское. Хорошо бы встретить друзей!? Но где их встретишь. Друзей у него в новом городе было мало и их надо было разыскивать, а где разыскивать – было неясно. И увидал одиноко стоящую певунью и его вдруг повело.

– Извините, девушка. Я Вас видел на сцене. И не для меня ли Вы пели, не по мне ли Вы истомились. Я действительно долго пропадал в другом городе, прежде чем нынче появился перед Вашими глазами.

И прежде, чем она собралась его отчесать (а это было понятно по наполнявшимися яростью глазам), он извинился перед ней, сказав, что ему очень понравилось её пение, и она сама тоже очень понравилась. И попросил разрешения здороваться с ней при встречах. На что получил благосклонное разрешение, смог представиться и при прощании унести её приветливую улыбку.

Оля ему понравилась. Но было видно, что она кого-то ожидала, и он поспешил уйти.

– Я покидаю Вас, унося в сердце надежду на скорейшую встречу для того, чтобы сказать Вам: «Буэнос айрес, синьорита!» – сказал он и поклонился. Она махнула ручкой и приветливо улыбнулась.

Спустя час он продолжал бесцельно идти по улице Карла Маркса, украшенной неярким светом немногочисленных неоновых вывесок и реклам. Ужин из двух сосисок и французской булки лежал в балетке, но ни есть, ни в тёплую постель ему не хотелось. Леонид остановился на площади у оперного театра и закурил. Навстречу ему по аллее шла молодая женщина в «стиляжьей» шубке и сапожках. Это была Оля. Она улыбнулась.